Да, это было — крики воинов, увеселённых брагой и удачным набегом, сливались в его голове в единый гул с женским смехом, скрипом вертелов над жаровнями и протяжным свистом северного ветра под высокой кровлей. В глазах плясали и плыли факельные огни, смутно искрились на кольчугах пирующих и терялись во мраке глубины зала. Хлебнув ещё браги, закашлявшись, он проорал в зал здравицу и хвалу воинской доблести. Воины ответили дружным восторженным рёвом. Засмеявшись и рыча что-то нечленораздельное, он привалился вправо, зачерпнул из резного сундука полной горстью и швырнул в пространство золотые искры, щедро осыпая участников торжества драгоценной добычей, взятой в недавнем походе. Девушки, смеясь, наперерыв ловили звонкие, тяжёлые монеты и прятали их за вырез платья. Золото, остывшее в пролитой крови побеждённых, согревалось нежной кожей девичьих грудей.
Да, он был пьян, но не был весел. Милые девичьи лица, их игривая суета, голоса его воинов, прославляющих своего короля — всё это обтекало смятое крепким медвяным пойлом сознание Хродгара. Лишь только одно лицо, появляясь перед ним, краткой вспышкой проясняло его разум и он снова чувствовал... Чувствовал ту горечь, которую давно старался залить брагой и вражеской кровью. Вальхтеов, его жена, его возлюбленная и... его тоска.
Он не был ещё стар, был полон сил. Однажды он стал убийцей дракона, героем и королём. Прекраснейшая из дев этих земель стала его женой. Он помнил... помнил, словно это было только вчера, с каким восхищением смотрела она на него тогда, в ту ночь, после свадебного пира. Он был её героем, спасителем земли от всепожирающего драконьего пламени. Он помнил, как склонился тогда над ней — гордый, очерствевший в битвах воин, чувствуя её лишь своей добычей, лишь частью своей славы. Помнил, как в неверном свете кедровых лучин встретились их глаза, как с этим долгим взглядом он... полюбил её, впервые в жизни полюбил. Яркая картина вновь ожила...