— Вытянул руки сволочь! — крикнула Елизавета.
Я стоял на коленях, по среди подвальной комнаты (которая была моим домом), перед своей госпожой и послушно просовывал руки в тяжелые, железные кандалы. Это было моим наказанием за акт самоудовлетворения, без ее разрешения.
Елизавета была прекрасна, на ней были туфельки на шпильке, её стройные ножки, обтягивали блестящие лосины — черного цвета. С верху, тоненькая маечка — так же подчеркивающая её великолепную грудь.
Она бесподобна! От нее веяло свежестью и чистотой. Голос, еще совсем девичий, может мне так казалось, но по-крайней мере, он был не сильно грубым, а мелодичным и даже приятным на слух.
Я уже совсем забыл что месяц назад, эта девушка была моей секретаршей, а я был ее боссом. Она подносила мне кофе и слушалась моих указаний.
Теперь все по другому... Она властвует надо мной, причем в самой грубой и извращенной форме!
Другая бы девушка, ненавидевшая своего начальника, заняв место этого начальника — просто бы уволила его с позором, и всё. А Елизавета поступила совсем иначе, сделав из меня, своего личного раба, она устроила мне «незабываемую» брачную ночь, заставила носить тюремную робу и собачий ошейник, а теперь еще пытается сделать из меня послушную, безвольную суку и заставить забыть, что я когда-то был мужчиной.
В последнее время у нее это особенно хорошо получалось.
Я уже стал по настоящему, без фальши — бояться Лизу... А ее приказы звучали для меня как закон, который я должен был исполнять.
Когда она хвалила меня за хорошо исполненное указание, я и в правду радовался как щенок. А если вдруг мне полагалось наказание, я искренне будто верный пёс, скулил возле ее ног, стараясь как следует облизать языком роскошный каблук.
Унижение стало для меня нормой. Даже когда она опускала меня, на глазах у Насти, мне уже не было стыдно, как раньше. Она всячески пыталась убить во мне чувство собственного достоинства и растоптать железной шпилькой, остатки моей гордости.
Елизавета, настолько сильно отдрессировала нас с Настей, что мы стали выполнять свою унизительную работу по дому, как само-собой разумеющиеся. Без малейших нареканий.