Деревня наша по Забайкальским меркам была не из маленьких, почти сотня дворов разместилась в распадке между двумя сопками-близнецами. И был у нас юродивый, не то чтоб физически он был обделен, нет, но умишком его господь бог обидел. Для нас же, босоногих, не знавших в те времена ни радио, ни телевидения он был чуть ли не главным предметом развлечений. Чего только ни чудили мы вокруг блаженного, как только не изгалялись.
Жил Балабан на отшибе, в обветшалой избенке, ни кого не трогал, а встретив ораву пацанов — старался уйти с дороги, делая вид, что не слышит насмешек и злых шуток в свой адрес.
Как-то под вечер Сенька, соседский сорвиголова, прибегает ко мне:
— Темка, — говорит, — я тебе сегодня такое представление покажу, и во сне не привидится.
— Брешешь ты как всегда, — больше для фарсу заявил я, но сам безусловно заинтересовался.
— Да не стоять мне на этом месте, если брешу, — не сдавался Сенька.
Одним словом дал я ему себя уговорить и поволок он меня на окраину. Кустами мы добрались до хлипкого частокола, огораживающего владения Балабана.
— И чего ради ты притащил меня сюда? — все с тем же деланным равнодушием спросил я.
— Да подожди ты, не торопись, — Сенька бросил взгляд по сторонам, мигом перемахнул через ограду, я последовал за ним.
Крадучись мы вплотную подобрались к полуразваленному сарайчику в глубине двора. В нем Балабан держал свою единственную дряхлую уже коровенку. Сенька прильнул к прорехе что-то рассматривая внутри.
— Глянь, — приглушенно прыснул он отодвигаясь в сторону. Сначала в полумраке я не понял над чем он смеялся, но, приглядевшись, не удержался от дикого хохота. Балабан, привязав свою Дуньку мордой к яслям, стоял возле ее хвоста со спущенными штанами и пристраивался к корове.
Услышав мой гогот блаженный на миг замер, а затем мгновенно натянув штаны выскочил из сарая. Такого озлобленного лица, просто горящего ненавистью, я у него никогда раньше не видел. Схватив подвернувшийся под руку дрын он кинулся на нас. Спотыкаясь о всевозможный хлам мы бросились наутек.
Увы, Балабан оказался быстрее, прежде чем нам удалось вырваться с его дворика и мне и Сеньке не единожды досталось его шпалерой по хребту.
Оторвавшись в конце концов от разъяренного Балабана, запыхавшиеся и исключительно возмущенные такими его действиями, мы оказались у реки.