Нечасто их навещал Максим, даже изредка оставаясь ночевать. Он пока был один, шутя, что ищет подходящую девушку-няню для себя. У них с Ладой сложились ровные приятельские отношения, казалось, он не обижался на них с отцом. Лечение пошло ему на пользу: он вел почти сдержанный образ жизни без крупных срывов, хотя во всевозможных развлечениях себе не отказывал.
Был жаркий вечер начала осени; возле бассейна отец, сын, Лада с малышом в коляске вели эмоциональный разговор о только что завершившихся южных гастролях БМ, на которые Р. М. не отпустил девушку, дав понять, что это ему не по нраву. И она жадно расспрашивала того о «чисто развлекательной», как выходило с его слов, поездке. Максим, поддразнивая бывшую приму его группы, распинался об увлекательном времяпровождении ребят под жарким солнцем, о горячем приеме их публикой. Скептически прислушивающийся к их беседе отец вскоре напомнил Ладе о необходимости укладывать малыша. Заикнувшейся было о няне, девушке ответом был строгий взгляд бизнесмена. Раздосадованная, она понесла ребенка в дом, догадываясь, что Р. М. неприятны совместные воспоминания её и Максима. По его мысли, теперь она имела только респектабельное настоящее и будущее с ним и их детьми. А её несерьёзное прошлое стало табу. Если Максим мог позволить себе быть юным и легкомысленным, то ей полагались зрелость и здравомыслие. Завершая вечерние косметические процедуры, печально глядя на свое и правда повзрослевшее лицо в зеркало туалетного столика, Лада больше не находила в нём ни беззаботности, ни беспечности. И так тосковала по той 20-летней Ладе, у которой не было ничего и одновременно было все. Вошедший Р. М. поцеловал её в макушку и ушёл в ванную: наступал очередной сеанс зачатия.