Когда Эйлен спустилась в обеденный зал в своем новом платье с красивым, хотя не очень глубоким вырезом, Генри сжал под столом свой же стул. Ему требовались большие усилия, чтобы не схватить эту сладкую девушку прямо сейчас и не овладеть ею на обеденном столе. «Всему свое время» — сказал он себе и встал, приветствуя прекрасную леди.
Элли оглядела богато украшенный к ужину длинный стол и удивилась отсутствию других людей за нем, кроме самого графа.
— Мы ужинаем одни? — недоуменно спросила она.
— Прислуга обычно ужинает на кухне, — улыбнулся граф, приглашая Элли присесть рядом с ним. Эйлен присела, опасливо глядя на Генри.
После того, что было с ней в ванной, девушка начала еще больше стыдиться и бояться этого человека. А больше всего — тех доселе неведомых ей чувств, которые возникали к нему.
— Разве я не прислуга? — спросила Элли, снова покраснев.
Граф присел рядом с ней за стол, наблюдая, как его красавица ковыряет вилкой овощи в своей тарелке.
— Ты? О, нет! — он провел рукой по ее волосам, убирая их за нежное ушко: прикосновения к ней начали сводить его с ума. — Я же удочерил тебя, ты забыла?
Элли, только было отправившая кусок капусты себе в рот, поперхнулась.
— Что? Я не понимаю, я же здесь, чтобы работать, чтобы я могла начать жить своей жизнью, — ее красивые, насыщенно-зеленые глаза взметнулись вверх и встретились с холодными и бледными глазами графа.
В этот момент Элли отметила для себя, что он не очень молод. Генри было не меньше тридцати, что еще больше напугало и одновременно заинтриговало ее. Хотя он был красив и статен. Но красота его была скорее холодной и властной, чем теплой и благородной, как у рыцарей из любимых книжек Элли.
— Именно так и есть, — он провел ладонью по ее нежной щеке и почувствовал, что в его штанах начинается пожар. Сама же Элли, разумеется, ничего даже не подозревала.
Девушка слегка отстранилась после его прикосновения и уперлась взглядом в тарелку.
— Что же... что же включают мои обязанности? — слегка дрожащим голосом произнесла она. В этот момент весь шарм от общения с этим человеком для нее исчез, оставив место лишь страху.