Тихая ясная звёздная ночь. Полнолуние. Семь радужных кругов, окаймляющих холодное серебристое светило. Бесшумно звенящее пространство. И — ни души. Ланс осторожно, стараясь ступать бесшумно, спустился по крутым ступенькам деревянного флигеля, мягко прошёл по участку, неслышно, не хлопая калиткой, вышел на дорогу. Высокий, тоненький, хрупкий, женственный, длинноволосый, с пепельной гривой, какой-то необычайно хрупкий, но в то же время не хилый, он был во всём чёрном и тёмных очках. Он остановился посреди просёлочной дороги, обратил слегка побледневшее лицо к звёздам и отчётливо услышал где-то внутри себя: «Я один в Вечности. Я один в Вечности. Вся моя жизнь — смена картин, лишь смена картин».
У него перед глазами пронёсся месяц, волшебный месяц их отношений с Альбиной, месяц, который спас, возродил его к жизни после смерти Альберта. Ох, Альбертик! К горлу подступил жгучий комок. Ланс поднял лицо к звёздному небу, не дав упасть слезам. Первая потеря. И вот теперь вторая — после месяца неземного счастья. Вроде бы это был целый месяц, но он пролетел, как одно мгновенье. Ланс еще раз вскинул глаза вверх и увидел, как с неба сорвалась и покатилась вниз звезда. «Вот снова упала, и я загадал: выйти живым из боя», — вспомнились ему слова из песни Высоцкого. Этого барда любил Альберт, любила его и Альбина. Живым... Он повертел на языке это слово. Да, жизнь — это одно, а существование — совсем другое. Он жил с Альбертом, а потом эта двойная нелепая смерть — сначала его афганчик Крис, и в тот же вечер Альберт, летевший к ним и разбившийся на мотоцикле. Потом встреча с Альбиной, и месяц незабываемых отношений с ней. Тот месяц пролетел, оставшись в нём ярким всплеском и режущей болью одновременно, а эти полторы недели, что он здесь, тянулись, как ему казалось, уже несколько лет.
«Кто я теперь? Где я?» — думал Ланс. Спрашивая себя о том, где он, Ланс имел в виду не территорию и не географию, а своё место в этой Вселенной: «Мой новый мир. Новый мир без вас. Без тебя, Альберт, и без тебя, Альбина. Да, мир без них, и мне придётся смириться и принять это как должное. Один, опять один. Что дальше? Что меня ждёт?» Он снял очки, и звёздное небо с лунной радугой отразилось в его огромных голубых глазах. Ресницы отбросили тень на нежное юношеское лицо, и тем не менее его глаза не были глазами несмышлёныша, это были глаза юного, ещё довольно неискушённого, но уже очень много выстрадавшего в своей жизни юноши.