Я всю жизнь прожила в Минске. Родители работали на заводе, где производились какие-то секретные детали, а я училась в школе. Мне очень нравились немецкий язык, и я даже занимала призовые места на школьных олимпиадах.
Мы жили в скромной квартире на окраине города. В 1941 году я окончила школу и начала готовиться к поступлению в педагогический институт. Но все мои планы нарушила война.
Война шла уже две недели. Немецкие войска подходили к Минску, и родители планировали эвакуироваться. Поезд должен был отходить в 21—00 от вокзала. Родители ждали меня в поезде, а я обещала забрать старый альбом и к отходу поезда успеть на вокзал.
Я спокойно подходила к вокзалу, когда началась бомбежка города. Люди кричали и метались по улицам. Я кинулась на платформы, но поезд уже ушел. В отчаянии я расспрашивала железнодорожников, о том, как догнать поезд и когда будет другой. Никто мне не помог и я в отчаянии вернулась домой и уснула.
Проснулась я от шума моторов. Выглянув в окно, я обомлела. По улице маршировали немецкие солдаты и проносились машины, мотоциклы и танки.
Наступили дни оккупации. Всех евреев немцы согнали в гетто, в том числе и семью из соседней квартиры. К августу месяцу все, что было в запасах на кухне и погребе я уже подъела. Голодно становилось не только у меня, но и во всем Минске. Люди выносили на продажу на рынок все, что только можно продать. Так и я, распродавала папину и мамину одежду, но покупателей становилось все меньше, и тянуть кусок хлеба на несколько дней становилось все тяжелее.
Однажды, когда я утром с сумкой какого-то барахла опять собралась на рынок, на площадке я увидела женщину, которая пыталась открыть дверь в заброшенную квартиру, но ей мешала дамская сумочка в руках. Увидев меня, она попросила помочь ей. Я взяла ключи и легко открыла дверь.
Она поблагодарила и представилась Валентиной Михайловной. Она пояснила, что работает в магистрате и ей выделили эту квартиру для жилья. Это была женщина лет 45—50, очень ухоженная, в хорошей одежде с прической и макияжем. Сказала, что мы будем хорошими соседками, и я запросто могу к ней прийти попить чайку и поболтать.
Вечером я усталая пришла домой и без сил опустилась на пол. Ничего за сегодня продать не удалось. Очень хотелось есть, но дома не было ни крошки хлеба. Я горько заплакала, уткнувшись в сумку с никому ненужными вещами.