В 1987 году, когда еще существовала страна Советов и мне было всего одинадцать лет родители отправили меня в пионерский лагерь на вторую смену, а сами уехали отдыхать в Болгарию. Время в лагере летело быстро и незаметно. Наступил родительский день. Ко мне естественно никто не приехал и я слонялся один, наблюдая везде единение детей и родителей. Наконец мне это надоело, я вылез через дырку в заборе и углубившись в лес, нашел малинник, весь усыпанный ягодами. Я стал обирать и есть малину, постепенно углубляясь вглубь кустов и так увлекся, что вздрогнул, когда спустя какое-то время вдруг услышал хруст и чьи-то негромкие голоса. Я интуитивно присел и, чуть выждав, крадучись прополз в направлении звуков, тихонько раздвинул ветки и стал оглядывать окрестности. Я увидел, что к моему укрытию приближается Юля Троицкая из моего отряда и ее папа, мужчина лет сорока двух. Я видел их утром и еще тогда удивился, какой старый у Юли папа. Он был среднего роста, чуть полноватым, с заметным животиком. Волосы его были зачесаны назад, прикрывая намечающуюся лысинку. Юля же была достаточно худенькой девочкой, папе по грудь, с русыми волосами, прикрывающими шею, распущенными и удерживаемыми лишь на лбу заколкой с бабочкой. Папа был каким-то оживленным, что-то спрашивал у дочери и при этом постоянно оглядывался вокруг. Юля же была какая-то грустная, смотрела под ноги и на все вопросы папы лишь мотала головой: вверх-вниз — «да», влево-вправо-"нет». Когда они поравнялись с моим укрытием, папа сказал: «Ну, подожди! Куда ты все бежишь?!» и Юля встала, как вкопанная. Папа подошел к ней вплотную со спины, снова огляделся и положил руки на плечи девочки. «Ну куда ты бежишь?» — опять повторил он, продолжая оглядываться и поглаживая по плечам. Юля молчала. Дядечка еще раз оглянулся и, наконец, видимо решив, что никого нет и не заметив меня, расслабленно вздохнул и уткнулся лицом в волосы дочери. Он спустил свои руки по плечам вниз, обхватил Юлю за талию и прижал к себе. «Как я по тебе соскучился, деточка!» — зашептал он ей на ухо."Как я соскучился! А ты? Ты вспоминала меня?» Юля снова неопределенно только чуть дернула головой, отворачивая свое ухо от мокрых губ папы. «Ну вот!» — подумал я. «Попал! Смотри теперь на эти телячьи нежности!» Но деваться было уже некуда. И вдруг я открыл рот от удивления. Папа все сильнее прижимал Юлю к себе, а его руки, постепенно поднимались, задирали белую Юлину футболку и вскоре толстые волосатые пальцы уже вовсю лапали ее открытую, совсем еще юную, грудь. Я увидел, как мужик мнет и оттягивает два набухших холмика, увенчаных острыми розовыми сосками. С каждым мгновением его действия становились все напористей. Он схватил Юлину голову, повернул к себе и впился своими губами в ее губы. Потом он повернул ее к себе. Встал на колени и стал целовать ее грудь. Руки его при этом гуляли по спине девочки, потом по ногам, потом задрали ее синюю юбочку и стали мять ее попку, все глубже залезая в трусы. Потом папа подогнул девочке ноги, поставил ее на колени рядом с собой и снова прилип к ее губам. Это продолжалось еще минуту. Наконец он оторвался, часто и глубоко дыша, огляделся, медленно встал на ноги, и, продолжая оглядываться, стал медленно растегивать ремень, расстегнул ширинку и резко спустил штаны вместе с трусами. Я увидел его волосатую жопу и впереди чуть покачивающийся со вздувшимися жилами его хуй, похожий на гриб с толстой ножкой и еще более толстой шляпой, прикрытой мягкой толстой кожей с венчиком на конце. Мужик сдвинул ее, открыв багровую залупу, и придвинул хуй к Юлиному рту. «Ну деточка! Юленька! Сделай папе хорошо, как ты умеешь! Возьми писечку в ротик!» Юля, все такая же безмолвная и печальная, взяла папин член рукой и, закрыв глаза, послушно взяла его в рот. Ей пришлось раскрыть его очень широко, почти разорвать, иначе такая толстая палка непременно застряла бы в нем. Член вошел только на треть, практически только головка и, хотя, папа пытался протолкнуть его подальше, Юлька только давилась, но больше не могла заглотить. Наконец, у нее ритмично зашевелились щеки. Она стала сосать. Мужик, закатил глаза, запрокинул голову, грудь его тяжело вздымалась. Юля сосала папе минут пять, а он сопел и громко вздыхал. Потом он на минуту вытащил хуй, поднял его и девочка послушно облизала его яйца и ствол. Дыхание его все учащалось. Он снова сунул свое орудие в рот, схватил голову дочери и, подталкивая ее, три раза все-таки загнал хуй, практически по самые яйца. Юлька стала задыхаться, ее охватили судороги. «Открой глаза, маленькая! Посмотри на меня!» — чуть ли не выкрикнул отец. Глаза девочки устало открылись, дядька застонал, задергался и через мгновение белая молочная жидкость потекла с уголков Юлиных губ. После этого мужик со спущенными штанами минуты три стоял, прислонившися к березе, покачиваясь и закрыв глаза. Потом он открыл их и, посмотрел вокруг мутным взглядом. Юля, как окаменевшая, сидела на коленях, глядя вдаль. Мужик, оттолкнулся от дерева, покачиваясь, на полусогнутых ногах, сделал несколько шагов к девочке и упал рядом, повалив ее на землю. Он задрал ей юбку и стащил с нее белые трусики. На мгновение я увидел узенькую бороздку между Юлиных ног и маленький пучек волос вверху у ее начала, но они тут же были закрыты здоровенной ручищей. Дядька долго лапал ноги и пизду Юльки, закручивая пальцами ее волосики и засовывая средний палец до основания куда-то внизу бороздки. Своим ртом в это время он продолжал мусолить ее губы и грудь. Наконец он приподнялся, встал на колени, развел в стороны Юлькины ноги и закинул их вверх. Большими пальцами он раздвинул ее щелку и я увидел маленькую дырочку у ее основания. К этой дырочке мужик приставил свой конец и резко налег всем телом на дочь. Юлька вскрикнула, а папин хуй медленно с натугой стал до основания входить в ее пизду. Еще год назад старшие мальчишки просветили меня про еблю, но до сих пор я не знал, как захватывающе выглядит женская пизда с вставленным в нее мужским хуем. Левой рукой я продолжал держать ветки, чтобы они не закрывали обзор, а правой в это время, начал инстинктивно дрочить уже давно напрягшуюся пипиську. Это было приятно. И чем сильнее я ее дергал, тем приятней и приятней становилось. Папа ебался со своей Юлей, а я представлял себя на его месте. Девочку почти не было видно под здоровым боровом, лишь худые ноги с острыми коленями торчали из под его ног и толстая палка его члена ритмично двигалась в ее дырке. Папа сопел и хрюкал, засаживая дочке, темп движений все увеличивался. Наконец он задвигал жопой так быстро, что я испугался, как бы он не повредил Юле что — нибудь внутри. А он опять застонал и, видимо опять, слил ей внутрь свое молочко, которое, видимо, в большом, количестве вырабатывали его крупные яйца. После этого он опять отдохнул минуты три и наконец встал, отряхиваясь и застегиваясь. Юлька тоже поднялась, надевая трусы и оправляя одежду. Лицо у нее стало какое-то потемневшее и не красивое с обострившимися скулами и впавшими глазами. «Ты как? Ничего?» — рассеяно и не глядя на нее, спросил отец. Она опять молча кивнула."Тогда пошли?» — и они стали удаляться, а я все сидел и дермыгал свою пипку. Мое молоко еще не созрело, но через минуту стало как-то особенно хорошо и закружилась голова, и пошли круги, и я повалился на землю, на зеленую траву, а солнце продолжало равнодушно светить и греть и эту траву, и эту землю, и меня на ней...