Я был преподавателем философии, работал со студентами первых-вторых курсов. Представьте себе мрачного, достаточно привлекательного мужчину, высокого роста, атлетического телосложения, темноволосого, с черными глазами и вы увидите меня. Девушки студентки строили мне глазки, но я не обращал на их ужимки никакого внимания. Гораздо больше меня привлекали тоненькие интеллигентные мальчики-студенты 18—19 лет, молодые и скромные. Наверное, поэтому мне и нравилась моя работа.
Надо сказать, что был я одинок, романы длились недолго, и были в основном неудачны, да и трудно было найти такого вот мальчика, не грубого, не развращенного, но в юном возрасте уже понимающего, что ему нужна только любовь зрелого мужчины. Взрослые геи меня не интересовали. Вот так и жил я, иногда тайно влюбляясь в кого-то из своих студентов, и постепенно остывая из-за недостижимости объекта.
Однажды, знакомясь с группой студентов первого курса, я увидел его, ослепительно молодого, нежного, изящного, невероятно сексапильного. Русые волосы, чуть смуглая матовая кожа, яркие голубые глаза, пухлые приоткрытые губы.
Он был скромен, вежлив, умен, не конфликтовал ни с кем в коллективе. Учился он прилежно, и часто задумчиво слушал меня, подняв своё прекрасное лицо, приоткрыв влекущие чувственные губы. Стоит ли говорить, каких усилий мне стоило оторвать взгляд от него и продолжать вести семинар...
Он был заинтересован в моём предмете и неоднократно оставался после занятий задать несколько вопросов, или с просьбой что-то объяснить. В эти моменты я был счастлив. Так как моя пара была и у него и у меня последней, то часто разговор затягивался на час, а то и больше. Постепенно с тем философских мы перешли на более личные. Он рассказал, что его родители живут в другом городе, он снимает квартиру, живет один, близких друзей не завел. Как-то раз он обронил, что ему всегда нравилось общаться с людьми старше, чем он сам, а с ровесниками он плохо сходится. Таким образом, я стал для него кем-то вроде старшего товарища, друга-наставника.