— Ох, срам какой... но до чего ж приятно — со стоном, двигая жопой взад-вперёд, говорила Глашка — подожди, Софочка, я ноги пошире разведу.
Мадмуазель Софи не очень хорошо говорила по-русски, но всё понимала. После Глашкиных признаний о приятном, она убрала руку и в том же месте начала лизать похотливо охающую горничную. А я, глядя на этот разврат в моём доме, чувствовал, как закипает моя кровь, и трясутся поджилки. Низ живота обожгло приятным жаром, детородный член стал наливаться кровью. Через несколько мгновений мой вздыбленный хуй вырвался из распахнутых пол халата, и я стал поглаживать его, предвкушая огромное удовольствие.
Едрит вашу... , девки! Я внизу сплю, как сурок, и не подозреваю, что у меня под носом «парижский бордель». Что такое парижский бордель я знал не понаслышке.
Не в силах больше безучастно смотреть я скинул у дверей халат и шагнул в комнату. Глашка удивлённо-испуганно округлила глаза: я же должен быть у Барсуковых?! Понимая, что что-то не так, обернулась и мадмуазель, испуганно охнув. Но, тут же девки сообразили, что сейчас перед ними не рассерженный хозяин, а возбуждённый их игрой мужик, с огромной елдой, готовый их обоих как следует выебать. Мадмуазель уставилась на меня и затряслась-заохала как в лихорадке.
Что милая моя, небось у ваших мусью такой елды не увидишь... а-а-а... что ж ты делаешь бесстыдница. А бесстыдница обхватив обеими руками мой хуй начала его исступленно целовать, лизать, как только что Глашкину пизду, а потом стала отсасывать так, что мне пришлось взвыть на весь дом. Глашенька всё это время, опустившись на пол, опёршись на руку, сидела, смотрела и возбуждённо ахала. Гувернантка косила глазами в её сторону: учись, дескать... Глашка не в силах больше выносить теории, придвинулась и стала теснить мадмуазель Софи, та уступила. Я прочнее упёрся ногами в пол, схватился обеими руками за свой хуй и направил его в Глашкин рот.
Сначала она неумело, как попало елозила языком. Видя, что от этого моё возбуждение спадает, мадмуазель стала шептать что-то Глашке на ухо... видимо рекомендации, потому что дело сразу пошло на лад — я стал ощущать себя Геркулесом, способным сдвинуть горы. Половицы подо мной заходили ходуном. Француженка, зайдя сзади Глашки, начала стягивать с её разгоряченного тела грацию. «Небось, боится, что замараем её французские кружева» — подумал я, все же с удовольствием наблюдая за этим раздеванием.