И вот, через несколько моих ударов, от которых кровать скрипела так, что, казалось, сейчас разлетится от напряжения на мелкие кусочки, Антон завыл и забился в оковах, словно в него вставили раскаленный прут. По верхней подушке начало расползаться мокрое пятно. От его судорог и сестренка, и я на ней, заходили, словно при землетрясении. Ураган еще не закончился, а Катя уже вся сжалась, отчего на ее спине выступили мышцы, как у культуриста. Попка девушки тоже сильно сжалась, сдавив мой членик, не выпуская его обратно и не давая проникнуть вглубь.
— О, Боже мой! — заорала она, задрав голову к потолку.
В следующую секунду Катя расслабилась, чем я и хотела воспользоваться, чтобы выдернуть из нее свой хуечек, но сестренка не дала, запрокинув руки назад и притянув меня за попку к себе, и снова сжалась. Один из пальчиков девушки проник в меня, задев нужную точку, и я тоже начала сливать ей в дырку свою сперму.
Кончала я в какой-то прострации, без бурного восторга, а с каким-то злорадством, словно мое семя было карающим мечом, через который я наказала ее.
— Ну... еще... еще... — говорила я себе.
Хотелось заполнить ее попку полностью, до самого края. Но, конечно, без анальных ласк, вытекло из меня немного. Кончив, я выдернула членик из Кати, и из ее дырочки полилось тоненькой струйкой мое семя. Обойдя кровать, я подошла к Антону и вытащила кляп из его рта.
— О, Сашенька, — простонал он. — Как я тебя теперь понимаю!
— Оближи, — с металлическими нотками в голосе ответила я.
— Что? — не понял старшекурсник.
Повторять я не стала. Подняла его голову за волосы, и воткнула свой членик ему в рот. Парень с готовностью принялся обсасывать его. Дав своему бывшему мужчине насладиться последним мигом счастья в его жизни, я вытянула свой орган из его рта, и вышла из комнаты.
На кухне я нашла Катину заначку — початую пачку сигарет, прикурила, закашлялась, и забралась на подоконник, выдувая клубы дыма в открытую форточку. На улице еще оставались следы прошедшего праздника — алела на снегу мишура, молодежь у дома напротив пила шампанское из горла, где-то пускали фейерверки. У людей была радость. А у меня... нет, я еще раз скажу — не было погано. Было какое-то пугающее равнодушие.
— Саша, — ко мне, не потрудившись одеться, шлепая босыми ногами по полу, с болтающимся между ног страпоном, подошла сестренка. — Прости меня.