Его жена, абсолютно голая, сидела на коленях у одного из местных. Она закусила нижнюю губу и закрыла глаза, а тот с довольной ухмылкой периодически припадал губами к ее шее, оставляя засосы, и грубо шарил обеими руками по роскошной груди, время от времени резко, с явным намерением причинить боль, дергая ее за соски. Жена коротко всхлипывала при каждом таком рывке. Пара совершала ритмичные движения, и он сразу понял, что его жену ебут. На ее лице застыла гримаса отвращения и обиды, но и без того он знал, что это происходит против ее воли — за годы брака их чувства друг другу не охладели. Чувствуя дикую, почти звериную ненависть к этим ублюдкам, он снова рванулся с лежака, пытаясь разорвать путы, вскочить на ноги. Но не преуспел. Кто-то заметил, как он дергается и засмеялся, показывая пальцем. К нему подошли, похлопали по плечу — на удивление мирно, почти ободряюще. В губы ткнулась горловина бурдюка с вином. Он сжал зубы и отвернулся.
Между тем, ебарь столкнул его жену с себя коротким, сильным толчком в спину. Она вскрикнула и упала на четвереньки. Он выпрямился — поблескивающий от соков член торчал колом! — и схватил ее за волосы. Принужденная развернуться, она ткнулась лицом в член насильника. Он потянул ее голову вперед, явно желая воспользоваться ее ртом. Женщина замотала головой и получила несколько чувствительных оплеух. Он бил ее и назвал шлюхой, брезгующей их гостеприимством, думающей, что ее жалкие дыры годятся на что-то лучшее, чем обслуживать людей, которые приняли их и дали им все. Его голос был монотонным, он словно совсем не чувствовал ярости. Но, тем не менее, угрожал ей, клялся, что если она не будет послушной и старательной, то он вскроет ей брюхо и бросит заживо подыхать на солнцепеке, и та же судьба ждет ее муженька. К нему присоединилось еще несколько местных, все с уже торчащими мощными пенисами, и они тоже лупили женщину раскрытыми ладонями наотмашь, оставляя на холеном теле синяки. Картина в свете масляных ламп была гротескной.