Лежа на пытающийся вырваться девчонке, Виктор свободной рукой дотянулся до верхнего ящика тумбочки, которая стояла возле кровати, и, открыв его, вытащил от туда кляп и пару наручников, обшитых розовой и голубой пушистой дрянью. Бросив все это на кровать, свободной рукой он взял кляп и, на мгновение отпустил руку, зажимающую рот, Ира попробовала крикнуть, но кляп мгновенно прервал крик и от отчаянья она замотала головой, тщетно пытаясь выплюнуть резиновую сферу, которая напрочь лишала возможности издать хоть какой-либо звук, кроме жалостливого мычания.
Прогнув девчонку на себя, он затянул ремешок и окончательно зафиксировал кляп, благо он натренировался на её матери и за пять секунд надел на нее наручники с розовой мягкой обивкой. Лишенная возможности говорить, отчаянно мычащая и плачущая от ужаса, она лежала на животе с заведенными за спину руками и судорожно пыталась встать на ноги, желая убежать от происходящего кошмара. Но ничего у нее не получалось, Виктор, желая пререстраховаться, просто стянул ей ноги под коленными изгибами поясом от халата ее матери, что полностью лишило Иру возможности делать хоть что-то.
Теперь можно было не торопиться, мужчина спрыгнул с девчонки, руки которой сковывали наручники, а материнский пояс от халата не давал возможности убежать. Он хмыкнул, глядя на Иру, пищащую от ужаса и безуспешно пытающейся подняться с кровати, и быстро стал раздеваться.
Скинув через голову футболку, он просто бросил ее на пол и стал расстегивать ремень на штанах, которые к тому времени превратились в оружие для пытки. Разговаривать с Ириной, пытаясь ее как-то успокоить или уговорить, он явно не собирался, да и зачем это все?
Когда брюки упали на пол, он за одну секунду лишился и трусов, тем самым обнажив свое тело полностью. Он ощутил полную свободу, когда никакие тряпки не сковывали его тело и не могли стоять на дороге его демонов.
Девчонка, к тому времени, умудрилась перевернуться на бок и увидела голого Виктора, который уже подходил к кровати. Она забилась еще сильнее, пытаясь закричать, но кляп делал свое дело, превращая крик в писк и в мычание, которое никого не могло привлечь. Слезы текли по ее лицу и смешивались с соплями, она дергалась в истерике, но ничего не могла поделать с происходящим.