Во всем виновата была она. Она не лезла в душу, спрашивая: не чувствует ли она угрызений совести, не думает ли она что сама виновата в произошедшем или чувствует ли себя виновной? Она вообще ничего не спрашивала. Несколько суток она не отходя дежурила в ее палате. В то время когда весь мир горел в огне, а ее душа металась от рая в ад по несколько раз за день, она неизменно стояла рядом, следя за показаниями непонятных медицинских приборов, назначая какие-то лекарства, спасая ее от того чтобы она не перешагнула черту. Какой-то утонченный садизм крылся в том, что бы узнать, что можешь быть нужна кому-то. В последние минуты жизни обрести смысл. Кто и ради чего будет добровольно несколько дней кряду менять ее кровавые подгузники? Ради чего? Ради нее?! Ха-ха! Ей даже не платили за это! Выныривая из одного кошмара в другой, Вика тут же погружалась в следующий еще более жуткий бред, заново минуту за минутой переживая произошедший кошмар, который почему-то никак не хотел заканчиваться. Ее бред по силе уступал только чудовищным болям животе. Ее выворачивало словно резиновую перчатку, после чего на короткое мгновение она возвращалась в сознание, просыпаясь в холодном поту. Ее руки, наверное были тем первым что она узнала о ней. Рассказы наОни снимали липкий пот, ставили компресс, давали ей стакан с водой и лекарством. Потом... появилось ее лицо. Вика не знала как сказать, но в подобный момент жизни ожидала, что с ней должен быть, кто-то... Она не знала как сказать. Она. Она была девушкой. Что-жжжж. Осознав это как факт, Вика приняла его «как есть». Без вопросов и упреков.