Не долго думая, от развернул ее и толкнув в спину, заставил встать на четвереньки прямо на полу возле кровати. Ее полное тело подрагивало от прерывающихся всхлипываний: развернутые ягодицы, отвисшие груди, касавшиеся сосками пола. Дориан, смочив член слюной, направил его в ее раскрывшуюся щель. Она была вначале болезненно сухой, но быстро увлажнилась и начала хлюпать от его сильных, глубокий проникновений. Звук раздражал короля, а изнывавший от перевозбуждения член никак не мог кончить в ее растянутом влагалище. Взгляд его упал на узкую, сморщенную дырочку между ее полных ягодиц. Вытащив член из ее влагалища, он покрепче ухватил ее за зад, и не дав понять, что он собирается делать, начал вводить свой скользкий, мощный член в ее анус. Служанка было закричала, но получив звонкий шлепок по заду, замолкла и сцепив зубы, лишь глухо стонала и охала, пока он проталкивал свой член в ее узкую заднюю дверцу. Дав ей попривыкнуть, он начал двигаться, вначале медленно, потом все быстрее, насаживая ее попку на свой жезл, чувствуя, как долгожданная разрядка сжимает предвкушением его мошонку. Застонав, он бурно кончил. Выйдя из раскрытого алым зевом ануса, оттолкнул женщину и встал. Подошел к чану с водой и громко, плюхая от удовольствия, окатился.
Когда он закончил с умыванием, девушка уже успела одеться, и потупив глаза ждала его дальнейших указаний.
— Как тебя зовут, — безразлично спросил Дориан.
— Ядвига, мой повелитель. Я — жена кузнеца, что на конюшне у вашей милости, — ее голос был довольно приятен, хоть и дрожал от только что пережитого унижения.
— И дети есть? — спросил король.
— Да, четверо. Сыночку уже шесть и три дочки, младшенькая в колыбели еще. Я же сирота, ваша милость, так меня мачеха совсем молоденькой замуж то и отдала.
— Ясно, — он махнул рукой, прерывая ее излияния, — приведи завтра сына к сенешалю, он пристроит его к работе. Может отцу помогать или на конюшне. А дочек, как подрастут, пусть на кухне пристроят.
— О, благодарю, благодарю, ваша милость, — женщина упала на колени, из глаз ее снова полились слезы. Ему была неприятна ее искренняя благодраность.
— Уходи теперь, — приказал он.
Элеана никак не могла уснуть. День был долгим и утомительным — с церемонией представления, миллионом безликим фраз, последовавшей вакханалией пира и, наконец, обезумевшим от похоти нареченным в ее спальне.