К этому времени Дон набрал вес, шерсть его стала блестеть так же как и раньше, от прежнего Дона не осталось и следа. Это был уже другой пёс красивый, гордый, знающий себе цену. Семья полюбила его, включая и строптивую Лидочку. А случилось это после того как он защитил её от двух пьяных мужиков когда она поздно возвращалась со школы домой. Дон куснул одного в ногу, а другому немного погрыз кисть, когда тот попытался замахнуться на него ножом. После этого случая он завоевал любовь Лидочки, на что, родители не могли нарадоваться. И по сему они смело могли оставить дочь одну с Доном на целый месяц, зная, что в случае чего у неё есть надёжный защитник. С тех пор Дон стал планомерно претворять свой план в жизнь. С того памятного вечера, Лидочка ни на минуту не расставалась со своим четвероногим другом, кроме школы конечно. Дон как и всякий великий хитрец начал с малого, затем всё смелее и смелее переходя на совсем уж дерзкие ласки.
Вначале он просто напросился к девочке в комнату, где и проводил почти всё своё время. Обнюхивая её нижнее бельё и постель когда Лидочки не было дома. Затем он вызвался сторожить её по ночам в той же конечно комнате. Впрочем, это не вызвало никаких подозрений ни у кого. Когда родители были на работе они сидели вдвоём на веранде греясь в лучах весеннего солнышка. Она сидела в лёгком плетённом кресле, а он положив свою большую голову на её колени притворялся, что дремал. Через тонкую ткань платья он явственно чувствовал зовущую его, юную плоть девочки. Это сводило его с ума, подталкивая его разорвать эту плоть и насытиться ею. Когда это становилось невыносимым, он выбегал во двор и «драл» где ни будь кору дерева. Особенно ему нравилось когда она одевала коротенькое платьице, едва прикрывающие её белоснежные трусики. И тогда он позволял себе лизнуть её ляжки как бы невзначай, что приводило её в трепет и бросало в жар.
Это он чувствовал по её внезапно учащённому биению сердца или по смущённой краске покрывавшей её лицо в мгновение ока. Но она к его великому сожалению не принимала его всерьез, хотя и позволяла ему некоторые вольности, которые впрочем и ей нравились.