— Не хер ходить где попало, по вечерам — продолжала Марина — а когда вон тот дятел — она кивнула на здоровенного милиционера — пройдётся по твоим подошвам своей резиновой дубинкой, то, поверь мне, ты подпишешь чистосердечное признание, что в Ленина стреляла. Я, как и ты, крутая была, когда три месяца назад первый раз попала. Отказалась подписывать, так меня два этих здоровых мусора в две дубинки угощали. Я после второго удара согласилась. Но они меня так отделали, что я почти потеряла сознание. Я всё подписала, из ментовки на четвереньках выползала. Я потом неделю ходить не могла. Пятки с подошвами ничего, обычно на третий, край, четвёртый день проходят, а они меня ещё и по пальцам били. Они когда бьют, кладут на деревянную лавку, на живот. Руки за спиной в наручниках, один мент на ноги садится и за щиколотки держит, прижимая ноги к лавке, пятки с подошвами ничего, там мякоти много, а вот пальцы, как между молотом и наковальней получаются. Мои десять дней синими были.
А Люська тихо себя вела, всё молча подписала, получила свои двадцать по пяточкам и на второй день к вечеру, по панели, как козочка скакала. Ну больно, ну по орала, но за то из ментовки на цыпочках сама ушла, а меня девки волоком тащили.
— А почему именно по подошвам? — спросила Джамиля.
— Больно очень, а следов мало и проходят быстро — пояснила Люся.
В это время автобус тронулся, и девушки замолчали. Джамиля рассматривала их ноги, представляя как изящные, длинные, ровные пальчики, выглядывающие из Марининых, открытых босоножек, выглядели после побоев. Ей стало страшно, она тихо заплакала.
— Да, ладно не плачь ты, это Ольге надо плакать — сказала Люся, кивая в сторону полненькой симпатичной девушки — она пятый раз попадает, ей шестьдесят ударов корячится.
— В смысле? Не поняла Джамиля.
— Первый раз двадцать, а потом за каждое новое попадание в ментовку, добавляют по десять ударов, Мы с Маринкой по сорок получим. Так что нам в пору плакать, а не тебе. И ещё, они деньги все забирают, если у тебя есть, то лучше отдай, не прячь, это они называют. Юлька у нас была, хитрожопая, так она стольник баксов, в трусах спрятала, когда шмонали, нашли.
— А что ещё и обыскивать будут? — испуганно, с широко открытыми глазами спросила Джамиля