— Так ей потому математика и не дается, что на уроках ваша Лена ведет себя — хуже некуда! И я подробно рассказал матери о всех Ленкиных проделках. Я чувствовал, что мой рассказ не был для нее новостью, хотя она и пыталась разыграть удивление: Ишь, негодница, что выделывает! А дома тихоня, паинька! Минуту помолчав, мать негромко позвала:
— Доча! Где это ты спряталась? А ну, иди-ка сюда! Ленка робко вышла из-за занавески. — Это что же ты на уроках выделываешь?! Я тебя, что, безобразничать в школу посылаю? Ленка молчала, смотрела в пол, а по щекам уже текли двумя ручейками слезы. — Рано плачешь! Розги неси! Девочка покорно выбежала в сени и через секунду вернулась с небольшим пучком длинных березовых прутьев. Розги были еще мокрыми, но уже связанными в пучок. Очевидно, они готовились заранее, связывались в пучки и хранились в воде, что бы не терять гибкость. Чувствовалось, что прутья нарезались со знанием дела: в меру длинные, ровные, шибкие, хлесткие. В пучке было не то три, не то четыре прута, каждый чуть тоньше мизинца.
— Ну! Что стоишь истуканом? Особого приглашения ждешь? Давай розги и ложись. Уж сейчас я надеру тебе жопу!