Вдруг троллейбус дернул, и Аня вскрикнула.
— Что? — спросил Саня, глядя, как расширяются ее глаза... и тут же все понял. Троллейбус снова, снова и снова дергал, и Аня снова и снова ойкала, а Саня все глубже и глубже входил в тугую горячую плоть, пока не уперся лобком в Анин лобок.
Они пораженно смотрели друг на друга, не веря тому, что случилось. Тут же с новой силой вскипело возбуждение, и Саня стал наподдавать Ане, придерживая ее за бедра. Аня шмыгала носом.
— Больно?
— Неее... — всхлипывала она, ерзая на его члене.
Им было страшно и волнительно до слез. Они проехали свою остановку, спохватились, выскочили на следующей, и Саня едва успел заправить скользкий член в ширинку.
Выйдя на улицу, Аня повисла на шее у Сани, и тот гладил ее по попе. Потом отвел к скамейке без спинки — обыкновенной скамейке в обыкновенном ... Читать дальше →
хрущевском дворе...
— Ложись.
— А как?
Они долго пристраивались, вертелись и суетились, оттягивая страшный момент. Наконец Анина одежда была аккуратно развешена на ветке, а сама Аня лежала на спине, и тусклый фонарь освещал ее взбухшие соски, мохнатую писю и гусиную кожу на ногах.
— Разведи ножки.
— Не могу.
— Чего?
— Уууу...
— Ну чего?
— Стесняюсь.
— Я тоже стесняюсь.
— Да?
Ножки моментально развелись, открыв раковинку, заплывшую соками. Саня скользнул в нее так легко, что даже удивился.
— Как тебе? — спрашивал он Аню, вдавливаясь в нее до упора.
— Ууууу...
— Моя хорошая, моя любимая, — бормотал он, наклоняясь над ней. В ее глазах блестели желтые отсветы фонаря, как слезы.
Саня ездил в ней туда-сюда, и горький пузырек все натягивался, натягивался, и все никак не мог выплеснуться, и Саня страшно боялся, что оскандалится, и пыхтел, как паровоз, шлепая яйцами по шершавой доске скамейки. Аня сопела под ним, потом стала тихонько подвывать — и вдруг громко разрыдалась, выгнувшись дугой.
— Ты чего? — запаниковал Саня, и тут же понял — «кончает», и замолотил членом, как отбойным молотком, и сразу же взбух в ней смертной твердостью, и заревел от блаженства, как медведь, и упал на нее, целуя глаза и щеки, и все никак не мог излиться до конца, и сперма все текла из него, выжатая последними томительными толчками...