Наскоро растолкал бабулю и попытался растолковать ей, что к чему, но судя по ее виду ей уже было все равно. — Чего это ты вырядился у ночнушку и почему это я голая? — задала она резонный вопрос — Что ты со мною делал, окаянный?! Небось груди мои молочные тискал, да у рот брал? — Ничего подобного? Меня обвисшие дойки не особо возбуждают. — На тебя бы посмотрела в 70 лет, у самого до колен отвиснет. — Уже. — всхлипнул я, получив своеобразный моральный удар в пах от бабби. — Уже обвисли.
Но не будем об обвисших и безволосых яйчугах, лучше я вам как-нибудь потом об этой оказии поведаю. А пока вернемся обратно в деревенскую хату.
— Чего это с нашим Шариком сделалось? — поинтересовалась бабушка, нагло пялясь на эрегированный собачий хер. — А ты только сейчас заметила, старая? — На то я и старая, чтобы не видеть, да не слышать. Что? Что ты сказал? Любишь пироги с требухом? — Не мудно ни разу! — В нашего Рэксика нечистый вселился. — констатировала пенсионерка. — Думаю, я смогу кое-что сделать, как-никак колдовскими чарами я владею. — Врешь не возьмешь! Никакая ты не волшебница, ведьма ты поносная! — И тебя успела зачаровать! Волшебной самогоночкой приворожила, а ты думал. — Стерлядь! — зарычал я.
В следующий момент Рэкс уже подмял меня под себя и принялся сношать по-собачьи. Ночнушка на мне задралась до самой макушки, оголив низ спины и живота. Теперь я и пискнуть боялся. МОнструозные гениталии больно врезались в мою девственную щелочку. Пес даже не удосужился плюнуть, так что мне пришлось туго.
На скорую руку бабуля навела марафет: натерла бураком щеки и надела фуфайку на голо тело. — Надо спасать унука пока не поздно. — за неимением Святого Писания она взяла в руки Псалтирь.
И она яростно принялась произносить православные заклинания, дабы изгнать нечистого из Барбоса. — Именем Святых Чревоугодников я заклиная тебя, изыди из этого бренного собачачьего тела. — О, господин Дармому, мой оргазм обламывают православные еретики! Я взываю к тебе! — не своим голосом ответил Барбос. — Сила Семи Лун! — не сдавалась ведьма. — Не дай произойти кощунству! Но кощунство уже вот-вот должно было произойти, лишая меняя анальной гордости.
— Волк позорный! — кричал я, напрягая голосовые связки и сфинктер, чтобы хотя бы так приостановить четырехлапого партнера и не дать ему окончательно сорвать мою резьбу. А бабби уже во всю секла мои светловолосые ляжки, оставляя алые разводы. Как это могло помочь вернуть Рэкса в прежнее тело я не представлял. Но бабке виднее.