— Ну вот... смотри, как хорошо... — бормотал Липатов, когда она, выкончавшись, повисла у него на шее. — Пойдем в парк!
— Нет, — хрипло отзывалась она.
— Пойдем! Ну пойдем! — Он повел ее, обняв за бедра, и она шла за ним, повторяя «нет, нет... « — Подожди... трусы...
Он помог ей натянуть плавки — и потащил за руку в парк. Она покорно плелась за ним, пошатываясь на ходу.
Дойдя до первого же газона, он втащил ее за живую изгородь, обнял — и стал крепко, сильно целовать. Она обвила ему шею руками, отвечая так же крепко и сильно, и через секунду их тела склеились в гнущийся силуэт, с которого слетали черные пятна одежды.
Наконец Липатов повалил ее на спину и впервые залез на нее голышом, впервые влип в нее животом и грудью, впервые окунулся в нее сверху вниз, как в медовую ванну, и впервые терся лобком о ее лобок, шершавый и густой, как мочалка. Его любовница царапала ему спину, как кошка, и молотила пятками траву...
Рядом то и дело топали прохожие, вынуждая любовников сдерживать стоны, холодеть, вжиматься в землю и друг в друга, — но терпеть было нельзя, и Липатов очень быстро влил в нее тугой фонтан блаженства, а потом впервые вылизал ей клитор, да так, что она не смогла сдержаться, и рядом раздалось:
— Где-то в кустах ебутся... Молодец девушка, так держать!
Когда они лежали на траве, рядом протопали сердитые ноги, и Липатов услышал:
— Ну где ее носит? Ребенок не кормлен, вещи не собраны, утром уезжать...
— Ой! — Девушка приподнялась на траве. — Папа. Ищет меня. И Густик голодный...
— Стой! — Липатов схватил ее за руку. — Ты уезжаешь?
— Да.
— Куда?
— Не скажу.
Оглянувшись, она встала.
— Подожди!
Липатов вскочил было за ней, но она придержала его за плечи, и он сел обратно на траву.
— Нет.
Быстро натянув плавки и купальник, она подбежала к живой изгороди... остановилась, вернулась к Липатову, наклонилась, обхватила его голову ладонями, крепко-крепко чмокнула в лоб — и убежала, перемахнув через кусты, как коза.
Липатов долго сидел на траве. Затем, натянув трусы и кое-как собрав остальные шмотки, поплелся домой.
***
С пяти утра он дежурил у ее домика. Когда семейство, груженное чемоданами, авоськами, тентами и Густиком, двинулось к остановке, он выждал время и пошел следом.