Лисовский, сидя в удобном кресле, молча смотрел на бегущий статус–бар поиска файлов. Потом поднялся из кресла и подошел к лежащей ничком на диване женщине. Ухватил за матово–черные волосы на загривке, осторожно приподнял ее голову над диваном и всмотрелся в бледное лицо. Немного курносый нос, хорошо очерченные скулы, аккуратные раковинки ушек. Глаза закрыты, на полупрозрачных веках тонкие голубые ниточки капилляров. А вот красивый, немного великоватый рот наоборот, слегка приоткрылся. Родинка над верхней губой, слева от края рта. Пахло от нее чем–то травяным и степным. Лисовский нагнулся к ее уху и глубоко втянул носом запах парфюма.
Затем медленно провел пальцем по ложбинке между ягодиц, открытых спущенными после укола штанами. Ощутил впадинку ануса, слегка надавил.
— Тридцать восемь лет, сука, ну надо же... — пробормотал Лис. — Кто скажет? А жопа-то... дорогая жопа, глянцевая. — Затем уронил лицо женщины обратно на кожу дивана, прикрыл ей зад пледом, вернулся за компьютер и уставился на окно репорта.
***
— Как-то все это не так происходит. — сказал Башкир, с щелчком открывая банку Хольстейна, извлеченного из трофейного холодильника. — Мудака надо было наказать, базара нет. Но телку эту мне жалко. Она-то почти не при делах.
Азот не спеша пережевал кусок разогретой в микроволновке пиццы, тщательно вытер пальцы салфеткой и театрально откашлялся.
— Давай я тебя прямо спрошу, ладно Башкир? Только без обид, братиш.
— Ну.
— Тебе же ее жалко стало ровно десять минут назад, после того, как ты ей булки раздвинул. До этого как задача ставилась? Помнишь?
— Ну.
— Так я слово сдержал. Как я это сделал — тебя не интересовало, верно? Ты даже не спрашивал. Я тебе просто говорил куда приходить и что делать... Братиш, ты меня знаешь семнадцать лет, с тех пор, как я вместо тебя в первом классе косые палочки рисовал. Потому что у тебя руки хотя и сильные, но из жопы растут. Я тебе сказал — дай два месяца, и я решу наши проблемы? Сказал?
— Ну.
— Да заебал ты нукать! — Азот раздраженно швырнул салфетку на стол. — Тебе не телку жалко, тебя жаба давит, что не тебе одному достанется. То есть ты именно сейчас ее пожалел, да? Не–е–ет... Ты не кого–то пожалел, ты что–то пожалел. А это разные вещи, братиш. «Кого–то» жалеют от души и за просто так, а «что–то» жалеют от давления жабы, и чтобы себе одному выкроить. Ты заглядываешь «чему-то» в жопу, и начинаешь это «что-то» жалеть.
Башкир, набычившись, поерзал на барном стуле.