Бьянка положила руки на плечи Клода и мягко отстранила его от себя. О, она не могла не почувствовать короткую, но ярсотную борьбу в его душе между разумом и страстью... Но, слава богу, победил разум и юный виконт дрожа от возбуждения, тяжело дыша, всё же отпрянул прочь от полуобнажённой матери.
С грустью и печалью в глазах взирала графиня де Аранжи в распалённые очи своего отпрыска. Она мягко погладила его по щеке:
— Я не обижаюсь, мой сын... Прошу Вас не считайте мою неуступчивость поводом избегать моего общества. Но мы не можем преступить эту черту. Я взываю к Вашему благочестию и разуму, виконт де Аранжи...
В глазах сына стояли слёзы. Но это были не слёзы раскаяния, нет, то были слёзы отчаяния влюблённого юноши, которого отвергают, разбавленные злостью и гневом.
Он чинно поклонился матери в глубоком и почтительном поклоне.
— Я прошу у Вас прощения, матушка, за столь нелепую и постыдную вспышку и полагаю, что мне стоит удалиться, дабы не расстраивать ещё более Вас..
— Нет! — губы сами издали протестующий крик, прежде чем графиня успела подумать об этом, — отпустить Вас, мой сын? В таких расстроенных чувствах? Зная Ваш необузданный нрав? Нет!
Ничуть не смущаясь своей наготы, подобрав юбки, графиня легко соскочила на пол и, обогнав своего сына, перегородила ему путь у самой двери своего будуара. По лицу виконта де Аранжи мелькнула тень неудовольствия и раздражения. Но Бьянка упёрла маленькую ручку ему в грудь и требовательно произнесла:
— Я требую послушания, мой сын!
Де Аранжи вымученно улыбнулся в ответ, пряча глаза:
— Прошу прошения, графиня, но три месяца назад я принял титул виконта де Аранжи, наследника графа де Аранжи и не обязан отныне слушаться приказов его жены.
Графиня вспыхнула от столь дерзких слов, но всё же сдержалась и ответила мягким голосом:
— Я прошу послушания, не как графиня, а как мать, мой сын... Разве этого недостаточно?
Виконт поднял глаза и к удивлению графини в них совершенно неожиданно промелькнул озорной огонёк:
— Не совсем, Ваше сиятельство... Не хватает лишь малой толики, матушка..
— И какой же? — улыбнулась графиня, принимая его игру.
— Лишь Вашей милости, графиня, — склонил голову Клод, — Ваш поцелуй отвергнутому пленнику Вашей красоты... Как знак примирения между нами.