Я еб ее отчаянно и жадно, не давая вздохнуть ни ей, ни себе. Сумасшедший ритм отнимал разум и толкал в мутную пропасть, где не было ни меня, ни Альки, а были только два жадных тела, рвущихся в бешеном галопе в никуда. Еще, и еще, и еще, и еще! — Алька попискивала от каждого толчка, и вскоре писк усилился, перешел в стон, в выкрики, в вопли, а затем и в непрерывный вой, который все нарастал и нарастал, как в самолете, когда тот взлетает. (Эротические рассказы) Хуй мой набух невыносимым камнем, но я терпел, сжав всю свою жизненную силу в точку, грозящую взорваться в любой момент; и только когда Алькин вой перешел в надсадный крик, и бедра ее забились подо мной, выламывая хуй, и сама она выгнулась, подбросив меня кверху, и ногти ее вонзились мне в спину — тогда и я не выдержал и лопнул в нее всей бездонной силой своей похоти, и врос в нее до самого сердца, и залил ее тело тоннами обжигающей влаги, и вдруг почувствовал ее тело, как свое, ощутил в себе пульс ее сердца, спазмы ее матки, захлебывающейся в оргазме, вдохнул горячий воздух ее легких, пропустил через себя всю ее кровь и все соки...
Такого со мной еще не было. Никогда.
Все уже давно кончилось, а мы лежали, сплавившись гениталиями, и дышали друг другу в шеи, и хуй мой все еще распирался колом, хоть уже и выхолостился до предела, и нас всасывал блаженный ваккуум без верха и низа, отключая разум...
Но разум был сильнее.
«Я трахнул свою дочь», думал я. «Трахнул свою дочь...»
— Я трахнул свою дочь, — сказал я вслух. — Я ТРАХНУЛ СВОЮ ДОЧЬ... Бегом, бегом за таблетками! — хрипел я Альке, не выходя из нее, ибо не в силах был пошевелиться.
— Нет, — сказал Алька. Голос не слушался ее. — Нет. Не надо. За таблетками. Я не твоя дочь.
— Что?..
— Я не твоя дочь. Я обманула тебя. Я совсем другая девушка.
Я вдруг перестал дышать.
Она начала гладить меня по спине...
— А кто ты?
— Только не волнуйся, хорошо? Я... тоже Алька, кстати. Только не Алевтина, а Александра. Александра Никольская. Не слыхал про такую? Посмотришь в интернете... Я — подруга твоей Альки. Мы живем на одном этаже. Только я старше. Мне уже двадцать два...
Мы
помолчали.
— Но... зачем? — спросил я. И тут же усмехнулся: — Деньги?
— Да. Прости меня, я уже поняла, что не надо было так делать. Я еще вчера поняла, и ночью хотела сбежать, но... Ты позвонил Альке, она мне, и я вернулась. А потом... Хотя — давай я все тебе сначала расскажу. Давай?
— Давай.